Кардинал Вальтер Каспер

 

Окончание. Начало в предыдущем номере.

 

Правильно понимаемый принцип канонической территории не объясняет сам по себе резкую реакцию Москвы. Проблема здесь скорее состоит в ином толковании этого принципа, понимаемого в смысле национальных Церквей. Чтобы внести ясность, следует отметить, что «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», которые мы цитировали выше, употребляют понятие «нация» в двух значениях: как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства (II.1). Русская Православная Церковь признает сегодня разделение (но не отделение) Церкви от государства (III.3) и решительно отстаивает свою свободу перед лицом последнего (III.5). Поэтому толкование термина «каноническая территория» в смысле национальных Церквей означает желание сослаться не на государственную Церковь по старому образцу, но на Церковь, которая отождествляется с гражданами некоего государства и, более того, с этническим фактором культуры, основанной на русском православии, который, как показывает случай Украины, выходит за пределы государственных границ нынешней Российской Федерации.

Исходя из такого понимания, не только все российские граждане, но и все те, которые включаются в русскую культурную среду, являются членами Русской Православной Церкви или остаются с нею связанными, в том числе и многочисленные неверующие и непрактикующие, проживающие в сегодняшней России после 70 лет коммунистической атеистической тирании, пропаганды и воспитания. Обращение русского в Католическую Церковь воспринимается поэтому как предательство.

В Русской православной Церкви наших дней имеют место знаки возвращения к славянофильским традициям, которые можно констатировать, например, в желании апеллировать к Достоевскому, а не к Владимиру Соловьеву, который был пионером в области экуменизма. Эти тенденции с патриотическим привкусом нередко связаны с русским шовинизмом, который очень распространен в сегодняшнем российском обществе и проявляется, в частности, во враждебном отношении ко всему западному или римско-католическому. Не случайно Патриарх Алексий II, выступая 13 декабря 2001 г. на открытии VI Всемирного русского народного собора, заявил: «Русскому православию присущ глубоко национальный характер». В ходе работы собора это утверждение отразилось эхом в острой антизападной полемике, принимавшей порой даже вульгарный характер в устах некоторых представителей высокой церковной иерархии. Однако, эта позиция, в конечном итоге, противоречит принципам, сформулированным на Юбилейном архиерейском соборе 2000 г. (ср. II.4).

Такое понимание канонической территории резко ограничивает пространство для пастырской деятельности Католической Церкви, а также других Церквей и церковных общин. Русская Православная Церковь не рассматривает Католическую Церковь, присутствующую в России, как собеседницу, Церковь-сестру. С православной точки зрения, Католическая Церковь может осуществлять свою пастырскую деятельность лишь по отношению к тем, кто по традиции исповедует католичество. Однако подобное отношение, оставляя в стороне богословскую мотивировку, неприемлемо в сегодняшней ситуации. В действительности, католики, проживающие в России, даже не будучи русскими с этнической точки зрения, глубоко вросли в русскую культуру и говорят на русском языке. Поэтому Католическая Церковь в современной России – это не Церковь иностранцев, как пытаются доказать в Москве. Ее чада по праву – российские граждане, как следует из Конституции Российской Федерации. Привилегии, дарованные Русской Православной Церкви по закону о свободе совести от 1997 г., и дискриминация, которой подвергаются Католическая Церковь наряду с другими Церквами и церковными общинами с точки зрения истории, представляют собой анахронизм и проблему конституционного права.

Лишь учитывая все выше сказанное, можно правильно понять смысл обвинений в прозелитизме. Ведь осуждая прозелитизм, мы имеем в виду, что однозначно неприемлемо «переманивать верующих» при помощи методов, несовместимых с Евангелием и человеческой свободой (финансовая помощь или другие посулы). Понятно, что Католическая Церковь не может усваивать ту форму прозелитизма, который заключается в «переманивании» и в побуждении к переходу на свою сторону православных христиан, иначе говоря, в похищении овец из православной паствы. Но русская православная сторона под прозелитизмом понимает также любую евангелизаторскую деятельность, обращенную прямо или косвенно к многочисленным неверующим современной России, и более того – любую форму пастырской работы, чем-либо привлекающую неверующих или могущую казаться привлекательной.

Православная Церковь осознает свою пастырскую и евангелизаторскую слабость и поэтому опасается католичества, которое, несмотря на свою малочисленность на территории России, действует более эффективно в сфере пастырского попечения. Она защищает свою традиционную культурную среду и намерена воспрепятствовать тому, чтобы Католическая Церковь, рассматриваемая как Церковь иностранцев, стала более видимой реальностью в плане численном, культурном и религиозном.

Однако не только в России прозелитизм стал проблемой, которая отягощает экуменические отношения. С подобными трудностями столкнулась Католическая Церковь в Латинской Америке, где оживилась довольно агрессивная миссионерская деятельность новых сект. Эта тематика рассматривается в различных документах по экуменизму. На их основе возникли заявления и соглашения, которые могли бы оказаться полезными для разрешения проблем России.

В отличие от сект, все т. н. исторические Церкви согласны друг с другом в неприятии прозелитизма, понимаемого в его исконном значении. Все они единодушны в том, что нельзя трудиться на благо Евангелия, используя недостойные методы. Кроме того, они в основном согласны, что между Церквами не должно иметь места никакого «переманивания». Поскольку Католическая Церковь признает Православные Церкви истинными, а таинства этих Церквей подлинными и, поэтому, действенными средствами спасения для их верующих, она далека от того, чтобы заниматься миссионерством среди православных. Об этом часто говорил митрополит Андрей Шептицкий (1865–1944 гг.), на пример которого равняется сегодня Украинская Греко-католическая Церковь.

Безусловно, некоторые католики бывают излишне ревностны, однако подобных людей хватает и в других Церквах, в том числе и в православной. Стремясь, насколько это возможно, пресечь подобное поведение, католические епископы неоднократно предлагали Русской Православной Церкви указать на конкретные случаи, которые, с ее точки зрения, можно считать незаконными, чтобы обвинения в прозелитизме основывались не на рассуждениях общего порядка, а на достоверных фактах. Однако ответа на это предложение так и не последовало. Но если следовать этим путем, большая часть вопросов могла бы быть, несомненно, разъяснена посредством диалога. Так, например, Антиохийский Патриархат, сумел уладить проблемы именно с помощью двусторонних договоров.

Что касается сохранения культурной самобытности России, сформировавшейся в рамках православной традиции, то и здесь при наличии доброй воли можно было бы найти решение. Не может составлять часть «политики» и «стратегии» Католической Церкви какая-либо попытка использовать нынешнюю слабость Православных Церквей и сделать из России католическую страну. Но даже если бы такое желание имелось, мы не в состоянии сделать это. С другой стороны, мы к этому совершенно не стремимся. Напротив, мы хотим помочь Православной Церкви лучше и более эффективно исполнять возложенное на нее миссионерское и пастырское служение.

Подтверждение тому – помощь, вот уже многие годы оказываемая Русской Православной Церкви в виде значительных финансовых влияний со стороны наших церковных организаций („Kirche in Not“, «Renovabis» и др.), поддержки со стороны многих католических епархий и структур, а также укрепления богословских школ Русской Православной Церкви посредством стипендий для подготовки православных священников, которых их епископы направляют для продолжения обучения на Западе. Эта помощь и это сотрудничество могли бы еще более расширяться. Однако, поскольку русская Православная сторона отвергает диалог, это делает невозможным поиск конкретных решений и сотрудничество, которого она сама желает.

Прервав диалог, Русская Православная Церковь наносит ущерб, прежде всего, себе самой и своим правильно понятым интересам. В частности, она таким образом поддерживает не умеренные силы, а самые экстремистские круги. Тем самым она усиливает те настроения, которых сама опасается и с которыми борется.

Остается еще одна проблема основополагающей важности: индивидуальное обращение. Речь идет о немногих православных христианах или, что бывает чаще, о неверующих, которых привлекает католическая доктрина и духовность вообще и которые после зрелого размышления по собственному желанию и зову совести принимают решение влиться в лоно Католической Церкви. Подобные индивидуальные обращения не являются целью экуменического движения, которое, напротив, стремится к достижению полноты общения между Церквами. Но, в то же время, они не противоречат принципам экуменизма (ср. декрет об экуменизме «Unitatis redintegratio», 4). Ни одна Церковь не может исключать возможности индивидуального обращения и не может отвергать тех, кто по искреннему убеждению желает присоединиться к ней, т. к. это противоречило бы вселенской миссии Церкви. С другой стороны, православные епархии Запада поступают также и естественно принимают тех, кто обращается к ним.

Если Русская Православная Церковь распространяет обвинение в прозелитизме и на сравнительно редкие случаи индивидуального обращения, то она не только применяет двойные стандарты, но и пытается лишить Католическую Церковь в России того, что сущностно для ее бытия как Церкви. Это неприемлемо с богословской точки зрения. II Ватиканский собор постановил: «Странствующая Церковь по природе своей является миссионерской» (Декрет о миссионерской деятельности Церкви «Ad gentes», 2). Папа Павел VI видел в евангелизации самую глубокую сущность Церкви (Апостольское обращение «Evangelii nuntiandi», 1975 г., п. 14). Папа Иоанн Павел II решительно настаивал на исполнении миссионерского призвания в энциклике «Redemptoris missio» (1990 г.).

В то же время, в разных странах Церкви достигли соглашения в том, как следует поступать в отношении индивидуальных обращений. Это должно быть возможным и в России. Католическая Церковь не может допустить, чтобы за ней не признавалась миссионерское измерение ее природы во имя некоей концепции прозелитизма, неправомерно расширенного в его значении. Самоотождествление Русской Православной Церкви с определенной этнической культурой (а именно это угадывается за подобными обвинениями в прозелитизме, трактуемом чрезмерно широко), в конечном счете, наводит на мысль о том, что мы имеем дело с экклесиологической ересью. Ее можно считать следствием секуляризации Церкви, которая может вылиться в глубокий духовный кризис.

 

Вопрос о религиозных обращениях затрагивает фундаментальную проблему религиозной свободы. За человеком признает основополагающее право не быть принуждаемым к никакой религии и никакой религиозной деятельности, но иметь возможность свободно выбирать религию и исповедовать ее публично. В конфликте с Римом Русская Православная Церковь, в сущности, нападает на права человека и в особенности на свободу совести и вероисповедания (п. III. 6).

Католическая Церковь в свое время также немало потрудилась, прежде чем пришла к признанию свободы вероисповедания. Действительно, еще Отцы Церкви утверждали, а мученики первых веков засвидетельствовали своей кровью, что вера по своей природе есть свободный выбор. Тем не менее, свобода совести довольно быстро была ограничена после поворотного решения императора Константина и после того, как император Феодосий (379–395 гг.) провозгласил христианство государственной религией. Имело место скорее терпимость, но не свобода вероисповедания. И, прежде всего, Католическая Церковь не была в состоянии примириться с концепцией религиозной свободы, которую в либеральном смысле пропагандировало просветительство нового времени. Церковь настаивала, что лишь истина, а не заблуждение, имеет право на существование, и тем самым отрицала либеральную концепцию свободы совести и религии.

Лишь II Ватиканский собор после долгих и драматических обсуждений, совершил этот знаменательный поворот, приняв декларацию «Dignitatis humanae». Кардинал Кароль Войтыла, в то время архиепископ Краковский, выступил в зале заседания с памятной речью, в которой настаивал на том, что истина и свобода взаимосвязаны между собой. Действительно, истину можно постичь и признать лишь свободно. И наоборот, свобода обретает свою полноту не в равнодушном выборе, но в стремлении к истине.

Понимая таким образом отношения между истиной и свободой, Католическая Церковь на II Ватиканском соборе ступила на путь, который привел ее к освобождению от наследия эпохи императора Константина, не дав ей стать жертвой современной либеральной концепции. Она обрела свое место в контексте современного плюралистического и либерального мира, не приспосабливаясь к нему, а конструктивным образом противостоя ему и его индивидуалистической концепции свободы.

Русская Православная Церковь немногим более десяти лет тому назад, после долгого периода коммунистических репрессий, столкнулась с современным плюралистическим миром. Поэтому можно понять, почему она все еще находится в поисках своего места. Это требует терпеливого отношения с нашей стороны. Она все еще остается закрытой и полагает, что религиозная свобода – это всего лишь выражение либерального индивидуализма Запада. Для нее социальная и культурная вовлеченность в жизнь общества предпочтительнее личной свободы даже в том, что касается религиозной практики.

Таким образом, становится ясным глубокий богословский фон дискуссий о принципе канонической территории и прозелитизме. Аргументация Русской православной Церкви носит глубоко идеологический характер. Она защищает не только некую русскую действительность, которая практически более не существует, но также проблематичную в плане богословском связь между Церковью и народом или же между Церковью и культурой и стремится обеспечить господство Русской Православной Церкви в ущерб не только Католической Церкви, но и свободе личности.

До тех пор, пока Русская Православная Церковь будет привязана к этим двум идеологическим позициям, она не сможет начать конструктивный диалог с современным обществом и с Католической Церковью. Ее позиция, безусловно, последовательна, однако она не дает оснований смело смотреть в будущее. Поэтому для Московского Патриархата было бы гораздо лучше возобновить диалог с Католической Церковью вместо того, чтобы прерывать его, и выйти из тупика, в котором она находится. Тогда посредством конструктивной критики она обретет, то место, которое принадлежит ей в современном мире и, прежде всего, в объединяющейся Европе. Католическая Церковь к этому диалогу готова и предрасположена сотрудничать.

 

Источник: Итальянский иезуитский

журнал “Civita Cattolica” (16.03.2002)

 

Перевод подготовлен Русской

службой «Радио Ватикана»

 

Материал предоставлен

российской католической

газетой «Свет Евангелия»