Я не брал денег за защиту, - говорит Вейлер. - Не хотел, чтобы думали, будто у меня денежный интерес. Если кому-то одному отказывают в религиозной самобытности, значит, в этой самобытности отказывают всем вероисповеданиям. В том числе и моему». В книге «Христианская Европа. Диагностический очерк», Вейлер пишет: «В общественных дебатах Европа сможет воссоздать все свое богатство, если будет исходить из самоотождествления с одной из своих величайших интеллектуально-духовных традиций: христианского наследия». Нельзя ограничиться фразой: “Я в обиде на Церковь, на ее историю и на тех, кто ей симпатизирует, но при этом признаю пример и величие личности Иисуса Христа”». Выдворять распятия из школьного класса как раз означает быть в обиде на Иисуса. А вот человеку мирскому или, как они себя называют, агностику негоже беспокоиться о религиозной сфере тех, кто мирским не является». Большим уроком европейского сообщества, продолжает Вейлер, стал принцип терпимости, записанный в Конституционном трактате Евросоюза. Существует общественная нравственность, которая принимает мусульман, буддистов, евреев. Однако христиане не вызывают такую симпатию. Почему же? Многие нападают на Церковь, совершенно ничего не зная о ее учении. Они основываются только на воспоминаниях времен школьного катехизиса. Есть и случаи зависти: Папу слушают целые толпы, какие не снились даже рок-звезде.

В защитной речи в Стасбургском суде адвокат Вейль привел в пример двух детей: один родился в семье неверующей, а другой - в семье христианской. Если в классе есть распятие, то дискриминируют первого, а если нет распятия - то второго. Где же выход?

Европейский трактат защищает плюрализм государственной самобытности внутри европейского сообщества и предусматривает для своих членов свободу религии и свободу от религии. Поэтому справедливо, что неверующий воздерживается от урока религии, но точно так же справедливо будет и то, что государство само себя идентифицирует с той или иной традицией. Подавшая в суд госпожа Лаутси хотела бы навязать государству светскость. Это противоречит Европейской конвенции, в которой утверждается право на светскость, но также и право на многообразие культур. Дети не будут подвергаться дискриминации, если школа в состоянии научить их терпимости и плюрализиму.

На первой стадии процесса Европейский суд постановил, что независимые государства обязаны соблюдать нейтральность и беспристрастность, а значит, они не могут определять законность религиозных символов. По мнению Вейля, эта формулировка может навести на мысль, что разрешение распятия в школе означало бы признание определенных религиозных убеждений. Вейль считает, что концепция нейтральности основана на двух ошибках. Европейская конвенция гарантирует свободу религии и свободу от религии, но это входит в конфликт со свободой отдельных государств принимать самостоятельные решения в том, что касается религиозного наследия как коллективной идентичности нации и символов этой идентичности. В Европе есть страны, прямо заявившие о своей светскости: Франция, Германия, Греция. Однако в своих собственных конституциях они упоминают о Боге. А королева Елизавета вообще является главой Англиканской Церкви. Неужели нужно убрать из английских школ портрет королевы как религиозный символ? Государство не может совлечь с себя культурное наследие, порожденное наследием религиозным.

Своим постановлением Европейский суд по правам человека вступил в конфликт с принципом терпимости и плюрализма, учитывая лишь право на светскость.

Если исходить из решения суда, светскость противопоставляется религии. Но в таком случае она не может быть элементом нейтральности, как тот же суд утверждает в первой инстанции.

Чем же закончится весь этот процесс? Вейль считает, что «лучше уж проиграть, чем выиграть с двусмысленной формулировкой, не признающей всецело важность христианской истории как подлинной созидательницы Европы, в которой мы живем».