В руках Господних В один прекрасный день небеса изрекли: «Возьми Ребенка и Его мать, беги в Египет и оставайся там, пока не скажу тебе, что дальше…».

И опять мы видим Матерь в море волнений, где ее со всех сторон атакуют вопросы: «Почему Ирод ищет этого Ребенка? Что дурного Он сделал ему? Бежать в Египет? Надолго? На что мы будем жить? Где будем молиться? А враги – вдруг они догонят нас?»

И опять грозное молчание Бога. Точно так же, как в нашей жизни. Все вдруг становится абсурдным и теряет всякий смысл. Все вокруг начинает казаться излишним, и нас самих носит, как лист на ветру. Почему Бог молчит? Почему допускает такое? Разве Он не всемогущ? Человек готов на бунт. Но Матерь не бунтует. И не протестует. Бедная Ягве не спрашивает, не выбирает и не жалуется. Она спокойно отдает себя в руки Господа. Но, в то же время, она готова сделать все ради Ребенка.

Так тихо и спокойно Матерь соглашается с бегством на чужбину в незнакомые края, оказавшись в положении политического беженца. Существование этого Ребенка угрожает жизни четверовластника, и тот, чтобы обезопасить себя, угрожает жизни Ребенка, Которому не остается ничего иного, как бежать – на руках Своей Матери. Политический беженец живет в постоянном страхе. Он не может оставаться две ночи подряд на одном месте. В каждом незнакомом человеке видит шпиона… Живет в постоянном напряжении и всюду видит опасность. Так жила в те дни и Матерь. А вдруг те люди напротив – ищейки Ирода? А те, что стоят там впереди? Может, нам лучше не оставаться здесь на ночь? Что лучше: идти ночью или днем? Бегство было долгим и поспешным. Долгим, потому что приходилось избегать главных дорог и довольствоваться окольными тропами, петляющими между холмами. Поспешным, потому что нужно было как можно скорее оказаться за пределами царства Ирода. Мария бок о бок с Иосифом и с Ребенком на руках пробирается через зыбкие пески Идумеи по пустыне, называемой «песчаным морем», где на километры вокруг нет ни кустика, ни травинки, ни даже твердо лежащего камня. Ночью тропы не разобрать, воды и еды только на неделю. Смотри, вот она идет – убегающая Матерь, погруженная в тишину Бога, с достоинством в глазах среди гнетущего одиночества, спокойная, нежная и молчаливая среди шатающегося мира.

Но наибольшим искушением для твердости веры Марии было, наверное, пройти эти тридцать лет под давлением того, что люди называют «психологической войной с мелочами». Ведь не зря говорят, что вода камень точит. Быть героем одну неделю или месяц – это сравнительно легко. А вот не позволить разъесть душу разлагающему действию рутины намного тяжелее. Даже веру Авраама подточило искушение мелочей, и он поддался ему. Но Мария выстояла!

Поставим себя на ее место. Годы шли. Потрясающе живой опыт благовещения уходил все дальше и дальше в прошлое, пока от него не осталось одно воспоминание. Сердце Марии разрывается между блеском давних предсказаний и суровым настоящим. Назарет был таким захолустным городишкой, что ни разу не упоминается ни в Ветхом Завете, ни у Иосифа Флавия, ни на римских картах. Вся жизнь назаретянки сводилась к тому, чтобы натаскать домой достаточно воды и дров, присмотреть за парочкой-другой овец на склоне и нескольких курах во дворе и подобрать два камня для помола. А вне этих занятий – однообразие. А однообразие потому так и называется, что у него всегда одно лицо: нестерпимо долгие часы и дни, и так из года в год бесконечные тридцать лет в четырех стенах того же дома и на маленьком пятачке вокруг него! Когда зимой в ранних сумерках запираются все двери, эти двое остаются один на один друг с другом… Матерь оглядывается вокруг. Вот ее Сын: ест, работает, молится. Проходит час, другой, третий, четвертый… день. Минует день, другой, третий… неделя. Потом еще неделя, другая, третья… месяц. И снова месяц, другой, третий… О, Господи, год тянется, как вечность, и все одно и то же, одинаковое, неизменное. Время как будто остановилось в Назарете! И что делает Матерь? В нескончаемые часы, пока она перемалывает зерно, замешивает тесто для хлеба, собирает хворост на холме и носит воду из источника, Матерь снова и снова вспоминает те слова, которые в тот такой далекий уже день сказал ей ангел: «Он станет великим, Его будут звать Сыном Всевышнего, Его царствованию не будет конца… Давние предсказания так прекрасны – окружающая же действительность так отличается от них. Вот Он – Мальчик: работает, порой бывает молчаливым, любит уединение. Он станет великим? Разве Он великий? Нет. Он такой же, как все остальные…

И сомнения начали неотступно стучаться в ее дверь. А исполнится ли предсказание? Не стала ли она жертвой иллюзий? Все это время Бог молчал и ни единой мелочью не подтверждал данные обетования. Правдивы ли они и осуществятся ли когда-нибудь? Вот наибольшее искушение веры: схватиться за прибрежный камень, обеими руками держать реальность, выбраться из обманчивой воды и пойти по твердой суше… Сказать: «Боже, дай мне гарантии! Дай доказательства! Знаменья! Обратись Ты Сам… сейчас… в огонь, ветер, ураган…».

Мария этого не делала. Терзаемая сомнениями, она не потеряла мир в душе. Когда все казалось абсурдным, она отвечала: «да будет», и далекий Бог становился близким. Вместо того, чтобы требовать от Бога гарантий Его правдивости, Матерь полностью отдавала себя Ему и погружалась в Божественную тайну, сохраняла мир, и сомнения превращались в сладость. Жизнь назаретского общества была сплошным убийственным однообразием. Известия о народных волнениях и римских репрессиях долетали сюда только как отголоски из другого мира и ни огорчали, ни как-то беспокоили жителей Назарета. Сыну уже пятнадцать, восемнадцать, двадцать… А все еще не происходит ничего, ни единого признака исполнения предреченного. Все молчит, ничего не меняется. Матерь наблюдает, размышляет, молчит. Сколько лет прошло с момента благовещения? Двадцать… Где мы были двадцать лет назад? Что осталось от тогдашних впечатлений? Ничего… Большое испытание для веры Марии. В силах ли победить ее тишина и пустота? Какая? А такая: потрясающее явление Бога в день благовещения, слова, обетования… И что? Может быть, я приняла за действительность то, что было всего лишь сном? В молчании все превратилось в ничто, и теперь Матерь не видит ни малейшего намека на то, что произошедшее в тот день было реальностью… Не обманула ли я тогда саму себя?

Я уверен, что усталость и разочарование угрожающе близко подошли к душе Марии и стучали в ее двери. Но эти двери не открылись ни на миг!