5 сентября 1978 г. во время встречи с Папой Иоанном Павлом I внезапно умер митрополит Русской Православной Церкви Никодим. Переводчиком на этой встрече был иезуит Мигель Арранза. В своем интервью журналу “30 Giorni” он рассказывает об этом трагическом дне.

 

– Да. Никодим приехал в Рим на похороны Павла VI. И после заупокойной Мессы в соборе св. Петра, в которой участвовали многие представители иерархии Католической Церкви, я сказал ему, что генерал иезуитов о. Аррупе предлагает ему остановиться на вилле Каваллетти в Фраскати в качестве его личного гостя. Так Никодим остался на вилле Каваллетти на весь август до избрания нового понтифика.

 

– Нет. Его не было в тот момент. Он приехал в Рим на следующий день, 27 августа, и я сопровождал его на первую воскресную речь нового Папы перед «Ангелом Господним».

 

– Мне запомнился небольшой эпизод. Мы шли к площади св. Петра в тот момент, когда по улице Кончилиационе проезжали машины с кардиналами, участвовавшими в конклаве и ту ночь проведшими в Ватикане. В какой-то момент одна из этих машин остановилась прямо перед нами. Это был автомобиль кардинала Виллебрандса, тогдашнего председателя Секретариата по содействию христианскому единству. Он вышел из машины и, обращаясь к митрополиту Никодиму, стал восклицать: «Это был Святой Дух! Святой Дух!…». Можете себе представить… Такой рациональный, холодный, как лед, человек, каким был кардинал Виллебрандс, выходит из машины с такими восклицаниями! Никодим замер… Он смотрел на меня с вопросительным видом, как бы говоря: «Что это с ним?…». Мы пошли дальше и, дойдя до площади, пробились почти под самый балкон. Когда Папа Лучани показался в окне, я начал переводить Никодиму то, что он говорил.

 

– Когда Папа Лучани начал говорить: «Вчера утром я пошел голосовать… и представить себе не мог…», – Никодим был очень удивлен его словами, совершенно необычными по его представлениям для Папы. И мне даже было трудно перевести эти выражения на русский язык, и Никодим, не желавший упустить ни слова, только и делал, что просил перевести и переспрашивал: «Как, как?» И при каждой новой фразе: «Как, как?»

Два следующих дня он провел в Турине, где почтил Священную Плащаницу. Вернувшись, он попросил меня проводить его к Казароли.

 

– Чтобы попросить об аудиенции у нового понтифика. Монс. Агостино Казароли был в то время председателем комиссии по России.

 

– Да. Но, согласно протоколу, речь шла об обычных визитах, которые должна нанести новому Понтифику после его интронизации каждая делегация. В этих случаях частные беседы с членами делегаций не предусмотрены. А митрополит Никодим хотел поговорить с Папой отдельно и просил об аудиенции вне протокола, пользуясь встречей с делегациями. И он очень настаивал, прося Казароли о такой возможности.

 

– Он сказал Казароли, что это не терпит отлагательств.

 

– Подтверждение, что он сможет говорить с Папой, было дано Никодиму на следующий день после интронизации Лучани, в понедельник 4 сентября.

 

– Совершенно верно. Помню, что ближе к вечеру он пошел навестить кардинала Слипого. Затем рано ушел в свою комнату, зная, что назавтра ему предстоит важный и полный эмоций день.

 

– Выезд из «Russicum» на папскую аудиенцию был назначен на 8:20. Однако, когда я рано утром приехал в коллегиум, то нашел Никодима взволнованным. Он сказал мне, что не мог спать из-за жары и всю ночь задыхался. Его секретарь, архимандрит Лев, в семь утра измерил ему давление. Из-за проблем с сердцем Никодим постоянно принимал нитроглицерин. Кроме того, ночью угнали автомобиль, предоставленный в его распоряжение для поездки в Ватикан. От этого он разволновался еще больше. Я пытался немного успокоить его. Выходя из «Russicum», он сказал мне: «О. Мигель, когда день начинается из рук вон плохо, он кончается хорошо…». В самом деле…, менее, чем через три часа, его уже не было.

 

– Не сразу. Сначала мы поехали в Дом клира, где собирались церковные делегации, которые должны были отправиться на папскую аудиенцию. Никодим с трудом вышел из машины. Но когда отец-иезуит Джон Лонг спросил, не нужна ли ему помощь, он попросил лишь идти помедленнее. Здесь тоже произошло кое-что, вызвавшее суматоху и беспокойство. В 9 часов о. Лонг сообщил номера автомобилей, согласно порядку, в котором они должны проследовать к Ватикану. Никодим, архимандрит Лев и я вместе шли к выделенному нам автомобилю. Шел ливень. Произошла какая-то путаница, и в результате мы все трое оказались в разных автомобилях. Никодим попал в тот, что перевозил болгарскую делегацию. Можно представить себе его беспокойство по поводу того, успеет ли он вовремя, особенно зная, что ему предоставлена привилегия встретиться с Папой первым…

 

– Да, к счастью. До аудиенции еще оставалось время, и нас провели в один из залов, где мы расположились в ожидании. Помню, как я рассказывал ему что-то об этом зале и о висевших там картинах, но было видно, что в этот момент он думает совсем о другом. Затем вошел архиепископ Мартин, префект папского дома, чтобы проводить нас в зал библиотеки, где должна была состояться аудиенция. Прежде чем войти туда, Никодим протянул мне пузырек с нитроглицерином и сказал: «Держите его открытым, он может понадобиться».

 

– Кардинал Вилледбрандс и я.

 

– Иоанн Павел I, войдя, сразу с улыбкой подошел к митрополиту и очень сердечно поприветствовал его. Никодим передал главе Римско-католической Церкви сердечный привет от Патриарха Московского Пимена, от синода и всей Русской Православной Церкви с пожеланием новому Папе многих лет понтификата. Он выразил надежду на то, что братские отношения, столь успешно установившиеся во время понтификата Иоанна XXIII и развивавшиеся при Павле VI, общими усилиями приведут к большему взаимопониманию между Церквами во благо мира. Папа поблагодарил его за приветствия и просил митрополита передать Патриарху Пимену пожелания плодотворной работы во благо Русской Православной Церкви. Он сказал также, что всегда с большим интересом наблюдал за экуменической деятельностью Никодима, и выразил пожелание, чтобы эта деятельность продолжалась. После этих слов они сели для личной беседы.

 

– Он длился около пятнадцати минут.

 

– Этого я сказать не могу. Это тайна. Но его слова были продиктованы чувством полного доверия. Он говорил так, словно говорил со своим отцом.

 

– Да. Помню также, что с Папой Лучани он говорил приглушенным голосом, а в некоторые моменты – просто шепотом, как бы защищаясь от нескромных ушей. Он не хотел, чтобы кто-то подслушал.

 

– По окончании разговора пригласили войти архимандрита Льва. Никодим представил его Папе и сказал, что Лев учился в Риме, в Григорианском университете, и что он говорит по-итальянски. Тогда Папа, стоя, заговорил с архимандритом о его учебе. Никодим тоже стоял рядом. В какой-то момент, когда беседа со Львом уже подходила к концу, Никодим вдруг, не говоря ни слова, сел прямо на ковер и склонился вперед, как бы глубоко кланяясь… Я сначала удивился; зная, насколько тщательно он соблюдает протокол, я подумал, что это какой-то особый жест почтения с его стороны… Он упал к ногам Папы. Мы пытались поднять его. Папа тоже склонился над ним, пытаясь помочь ему. В тот момент Папа Лучани не сразу понял, что произошло. Я сказал ему, что у него больное сердце. Тем временем архимандрит Лев сбегал за аптечкой и сделал ему инъекцию препарата, стимулирующего работу сердца. Это не дало результата. Глаза Никодима были полуоткрыты. Тогда я шепнул Святейшему Отцу: «Дайте ему отпущение…». Папа опустился на колени и на латыни дал ему отпущение. Пришедшему вскоре врачу не оставалось ничего иного, как констатировать смерть Никодима.

 

– Он был обескуражен… «Боже мой, Боже мой, и это тоже должно было случиться со мной», – повторял он. В тот момент он был настолько растерян, что, после того, как пришел врач, а Никодим все еще лежал на полу, он собирал с ковра одну за другой гранулы нитроглицерина, которые я рассыпал в сутолоке. Собрав, он высыпал мне их на ладонь… Я сказал ему: «Ваше Святейшество, они уже больше не понадобятся...».

 

– Папа вышел из библиотеки, чтобы принять другие делегации, ожидавшие своей очереди. Но после того как тело Никодима перенесли в другой зал, Папа снова прислал за мной, чтобы перевести приветствие болгарской делегации. Так я еще раз оказался рядом с Папой Лучани. Болгарский епископ должен был первым произнести свою речь, но этот пожилой православный прелат и Папа не смогли сказать ни слова. Тогда я начал читать текст речи, которую мне было поручено перевести на итальянский язык. Я читал, а они плакали. Оба. Не говоря ни слова.

 

– Да. Помню, что перед ней собралась огромная толпа желающих войти, и возникла давка. Никодим был очень популярен среди римлян.

 

– Два дня спустя, 7 сентября, когда сопровождал на папскую аудиенцию делегацию из России, приехавшую в Рим, чтобы забрать на родину тело митрополита. Аудиенция состоялась в том же зале, где умер Никодим. До начала аудиенции я обменялся парой слов с монс. Магее. Он сказал, что вот уже две ночи как Святейший Отец не спит, что он глубоко потрясен этой смертью. Папа рассказал членам делегации о последних минутах жизни Никодима и в очень общих чертах упомянул о содержании беседы. В какой-то момент митрополит Ювеналий, наклонившись, поднял с ковра крышку от пузырька с нитроглицерином, которая, вероятно, выпала у меня из рук в тот памятный день… Это произвело определенное впечатление на присутствующих. После аудиенции митрополит Ювеналий заявил Ватиканскому радио: «Мы только что были на аудиенции у Папы Иоанна Павла I и выразили ему свои сердечные чувства… Мы также горячо поблагодарили Его Святейшество за ту любовь, которую он оказал митрополиту Никодиму со своей стороны и от лица всей Католической Церкви».

 

– Их было очень много.

 

– Да причем здесь вилла Абамелек! Все это фантазии! Здоровье Никодима было серьезно подорвано, и давно.

 

– У него уже было пять инфарктов. То, что оборвало ему жизнь в тот день – был его шестой инфаркт.

 

– Никодим пришел к Папе не для того, чтобы давать ему советы. Он четко осознавал место каждого в Церкви. Никодим говорил о Церкви, говорил с огромной страстью… Это был новый взгляд, и Папа Лучани принял его, проявив при этом бесстрашие, открытость и простоту… Нечасто бывает, чтобы какой-либо Папа признал, что некатолик мог научить его чему-то, и заявлял об этом публично с такой обезоруживающей непринужденностью: «Уверяю вас, за всю свою жизнь я не слышал ничего прекраснее...»… Это удивительно.

 

– Да. И подчеркнул, что был действительно поражен Никодимом. «Православный, – сказал Папа, – но как он любил Церковь! Думаю, что он много пострадал за нее, сделав столько ради единства».

 

– Меня поразило, что он дважды повторил слово «православный»…, и с какой интонацией…! Это был момент благодати, который утрачен Церковью.

 

www.catholic.uz