Иркутский настоятель был человеком уважаемым. «Ему почтительно кланялись и поляки, и русские, и исповедующие буддизм буряты, и евреи. Для каждого из них он был настоятелем». Он сам своим положением не гордился и не хвалился, а лишь раз воспользовался им, чтобы выпросить освобождения для Ю. Охрызки – наиболее строго охраняемого заключенного, содержавшегося в полной изоляции и в ужасных условиях. С этой целью он обратился с просьбой к генерал-губернатору Семельникову. Позднее все это по секрету рассказал Рафаилу Калиновскому. Генерал поначалу «жутко вознегодовал и швырял в адрес того заключенного унизительные прозвища, однако в скором времени мы узнали, – пишет Калиновский, – об освобождении Охрызки из жуткого тюремного заключения в Вилюйске».

О. Шверницкий утверждал, что вследствие отсутствия пастырской опеки ссыльные за десять лет становятся потерянными для католицизма и польского патриотизма людьми. Разбросанные по Сибири католики жили без крещения, венчания, исповеди, церковных похорон. Сначала подобное положение вещей их шокировало, но со временем они охладевали к вере и теряли чувство патриотизма. Желая их спасти, о. Кшиштоф многократно обращался с прошением к митрополичьей власти, информируя о необхдимости строительства нескольких часовен в разных местах Сибири, а также храма в Чите, чтобы разделить этот большой приход. Просил также прислать в Иркутск викарного священника с оформлением для него жалования. Он даже сумел положительно расположить генерал-губернатора Сибири к этой идее. Просил также ответственнее подходить к вопросу выбора священнослужителей, присылаемых в Сибирь: «Ибо прибывающие сюда некоторые духовные лица не имеют в себе стремления к тому, чтобы искать Божьей славы и спасения душ, а более всего ищут своей свободы и выгоды».

К моменту приезда о. Шверницкого в Иркутск в приходе было 9 ссыльных священников, среди них – 6 монашествующих. Все перед ссылкой занимали у себя на родине важные церковные должности. Их положение было катастрофическим, особенно в плане материальном. У троих из них не было даже часословов. Настоятель о. Хацицкий писал о них: «Они считают себя очень несчастными и забытыми, как это и есть на самом деле. Чтобы выжить, они вынуждены тяжелым трудом целыми днями, а иногда и ночами зарабатывать на кусок хлеба».  Видя собратьев в священстве в таком тяжелом материальном и духовном положении, о. Шверницкий различными путями поддерживал их. Во время его пребывания в Иркутске в приходском доме всегда проживали ссыльные священники. Это было особенно необходимо потому, что окружение и обстановка способствовали все большей деморализации духовных лиц, о чем о. Кшиштоф прекрасно знал: «Прибыв сюда, священники чаще всего забывают о цели, к которой должны стремиться. Очень быстро их сердце и разум становятся добычей жадности и ослабления нравов, так что они служат соблазном и предметом всеобщего презрения для своей паствы».  Ссыльный Ф. Зенкевич в письме от 1868 г. сообщает, что в Иркутске на тот момент находились двое священников, которые «оба некогда сами были изгнанниками. Настоятель о. Шверницкий на собственные сбережения содержит второго беспомощного старца о. Т. Павловского».  В письме от 1877 г. своему другу Дубецкому духовный отец ссыльных пишет: «Тем временем проживает у меня при церкви один священник из Тунки. Очень порядочный священник».

О. Шверницкий в своей деятельности старался облегчить страдания ближних, имел доброе и открытое для каждого сердце, прививал своей пастве любовь к ближнему, относился с почтением к окружающим, видя в каждом человеке собрата независимо от вероисповедания, религиозных взглядов или политических убеждений. Вышесказанное подтверждает сын сибиряка, родившийся в Иркутске Виктор Толочко: «Несмотря на различие вероисповеданий, Калиновский и Хофмейстер (протестант) жили в сердечной дружбе, оба питали глубокое уважение к иркутскому священнику о. Шверницкому. В одном из писем о. Шверницкому Хофмейстер писал: «А теперь позволь моей еретической морде поцеловать твою католическую руку». Далее Толочко продолжает свои воспоминания: «Этот скромный человек, иркутский настоятель, обслуживавший приход, превосходящий по размерам крупное государство, был, можно сказать, святым человеком. Если бывают святые люди, в чем я лично твердо убежден, то, несомненно, о. Шверницкий принадлежал к числу таких людей. При жизни его чтили все изгнанники католики, чтили его иноверцы, православные и другие, в памяти которых он живет до сих пор».

Иным примером его отцовской заботы о неимущих священниках является пламенное письмо, написанное архиепископу В. Жилиньскому в 1857 г. от имени двух доминиканцев – о. Й. Сенкевича и о. И. Нецуньского. Эти ссыльные священники прибыли в иркутскую губернию в 1835 г. и были поселены в заброшенном уголке. Жили в крайней нищете. Многие в таких условиях падали духом, но этих двоих, несмотря на их положение и атмосферу, пронизанную равнодушием, не коснулись деморализация и разврат. Праведным и благородным поведением, благоговейной жизнью и набожностью, тяжелым и ревностным трудом они завоевали себе положение, уважение и любовь. Нравы их были всегда образцовыми, праведность и благочестие – истинными, исходящими из души и сердца. Благодать Божья уберегла их от аморальной заразы и непристойной жизни. Может быть, Бог хотел дать их в пример для других?» В оставшейся части письма о. Шверницкий горячо просил архиепископа о какой-либо помощи для них и ходатайства у государственных властей.  Его вмешательство оказалось ненапрасным, так как уже в 1857 г. монахи получили разрешение на возвращение на родину с восстановлением в священнических правах. Особенным даром сердца сибирских священников была чаша с терновым венцом, подаренная по случаю 50-летия священства о. Кшиштофа.

На расстоянии ок. 70 км от Иркутска располагалось Уссоле – место заточения каторжников и ссыльных. В 1865 г. там находилось ок. 250 ссыльных. У Иркутского настоятеля было разрешение на их посещение и ведение пастырской деятельности. О его пребывании там вспоминает св. Рафаил Калиновский: «Несколько недель тому назад был у нас, объезжая свой приход, о. Шверницкий из Иркутска. У меня была возможность искать утешения в моих заботах и трудах в самом источнике мира и покоя – того покоя, которого мир не дает и дать не может».  В 1866–1867 гг. целую неделю о. Кшиштоф провел в Уссоли. В поселке была малая часовенка, переделанная из частного жилья, которую ссыльные ремонтировали, отделывали и украшали на собственные пожертвования. Правда в Уссоли были и другие священники, но как каторжники они не имели права исполнять священнические функции.

Заслуживают внимания отношения о. Шверницкого с Калиновским. Многократно посещая Уссоле, священник близко познакомился с этим ссыльным благодаря беседам, встречам и исповедям. Это знакомство переросло в дружбу. Шверницкий открыл его благородство, чуткость и святость. Можно смело утверждать, что он хотел уберечь молодого Рафаила от преступного, испорченного и деморализованного мира и помог ему переехать в Иркутск, предоставляя возможность бесплатно в течение более чем 2 лет жить в своей квартире, пробуждая в нем жажду глубоко духовной жизни. Калиновский на всю жизнь остался благодарен своему покровителю и духовному руководителю, о чем многократно писал в воспоминаниях и письмах. Когда Калиновский вернулся из Сибири в Европу, то написал откровенное признание: «Не без чувства скорби выпало мне прощаться с тем милым уголком в приходском доме, где я провел несколько последних лет. Самым мучительным было навсегда прощаться с любимым священником о. Шверницким, чьему отцовскому сердцу и руководству я столь многим обязан».  В письме от 1872 г. он описывает роль, которую сыграл в его жизни этот священник: «Доставлено мне письмо из Иркутска. Добродушный католический священник – настоятель о. Шверницкий. Я очень ценю дружбу этого праведного человека. С истинным наслаждением я читал те полные простоты и дружбы во Христе слова, которые он мне прислал. После о. Фелицьяна ему я обязан утверждением меня в пламени духа и духовной практике».

О. Кшиштоф не мог спокойно смотреть на человеческие страдания и глубоко сочувствовал бедам сибирских изгнанников. Он прилагал огромные усилия для того, чтобы поддержать и приободрить их, организовывал общие встречи при иркутской церкви для затерянных, а в большинстве случаев впадших в депрессию и терпящих невзгоды ссыльных. И это были не только слова. Как свидетельствует Б. Дыбовский, его руки были полны добрых дел.

 

о. Ян Космовский (MIC)

о. Алексей Мицинский (MIC)