«40 лет прослужив в качестве настоятеля в одном из самых обширных приходов на территории Сибири, он видел мало счастья и понимания среди своих, но зато вдоволь насмотрелся на непрерывные невзгоды, глубокую нищету, горькие слезы, а часто и сомнения. То и дело сталкиваясь с несчастьем, он не стал его безучастным зрителем, а, наоборот, ощущал и испытывал на себе глубокие муки изгнаннической жизни и старался посильно облегчить страдания, неся повсюду, наряду с материальной помощью, также и духовное утешение вместе с той тихой искрой надежды, которая в состоянии уберечь людей от сомнения и отчаяния».

Такое возвышенное свидетельство об о. Шверницком 6 лет спустя после его смерти дал польский ученый, не очень доброжелательно расположенный к Церкви, но также изгнанник, Бенедикт Дыбовский. Зная величие, доброту и праведность о. Кшиштофа, он считал нужным воздать должное ему за его служение.

Кшиштоф Шверницкий родился 8 сентября 1814 г.  в обедневшей аристократической семье в литовской деревне Ворпуняны. Был воспитан своими родителями в религиозной и патриотической атмосфере, что в дальнейшем отразилось в его активном участии в жизни родины до конца его дней. Начальную школу окончил в Мариамполе в 1824 г. и дальнейшее образование получил в монастырской школе с расширенной образовательной программой – в так называемой «Высшей латинской школе», где преподавались также латынь и немецкий язык . Когда вспыхнуло ноябрьское антироссийское восстание, вместе с группой своих ровесников Кшиштоф вступил в отечественные войска. Сражался под командованием ген. И. Дверницкого, был дважды ранен в сражении под Сточкем и Новой Деревней. Скрывался в дворянских помещичьих домах, а затем лечился в больнице Чарторыских в Пулавах, где капелланом был мариинец о. Ян Дзевульский. Во время болезни повстречал много доброжелательных и расположенных к нему людей, которые подвергали себя опасности, рискуя своей дальнейшей судьбой и жизнью, так как за поддержку и помощь повстанцам часто приходилось платить ссылкой в Сибирь.

По выздоровлении в 1832 г. Шверницикий вступил в монастырь Конгрегации отцов-мариинцев в Мариамполе, приняв при этом имя Кшиштоф-Мария. 24 декабря 1837 г. в Сейнах епископ Страшиньски рукоположил его в священники.

О. Кшиштоф Шверницкий всегда был чуток и отзывчив на человеческую нищету и страдание и с готовностью служил самым нуждающимся. По своей доброте он не мог остаться безучастным к трагическому положению глухонемых: в те времена таких людей большей частью не понимали, высмеивали и изолировали, считая их психически больными. Первый специализированный Институт для глухонемых основал в Варшаве пиар о. Якоб Фальковски (пиар - монашеский орден). Туда поступил о. Шверницкий, чтобы ознакомиться с методами лечения глухонемых. Практиковался там почти два года (1839–1841 гг.), а затем вернулся в Мариамполь, где начал при монастыре педагогическую работу с несколькими глухонемыми.  Подобные начинания были тогда еще внове и сопровождались чрезвычайно трудным служением ближним. Однако, о дальнейшей деятельности о. Кшиштофа на этом поприще данные отсутствуют, потому что в то время он стал принимать все более активное участие в движении сопротивления царскому режиму.

В 1844 г. о. Шверницкий был выбран игуменом монастыря в Мариамполе . Эта обитель благодаря новому игумену и нескольким другим мариинцам, занимавшимся нелегальной доставкой и распространением патриотической литературы из Пруссии и Франции стал центром и кузницей патриотизма в Литве. Литература эта должна была служить «поддерживанию духа и веры в народе».  О. Кшиштоф, согласно обвинительному заключению, активно занимался также поиском средств на покупку подобного рода книг. Царская Следственная комиссия признала его одним из главных виновных в деле о переправке через Неман в Литву, входившую в то время в состав Российской империи. Запрещенная литература хранилась преимущественно в монастыре, а затем распространялась по всей Литве. Однако эта сеть была раскрыта, и большинство подпольных деятелей оказались в заключении. Трое монахов мариампольского конвента, в том числе и игумен о. Кшиштоф (6/18 декабря 1846 г.), были брошены в Варшавскую цитадель.

За упорство и отрицание своей вины игумен был передан военному суду, приговорившему его 16(28) августа 1850 г. его к бессрочной каторге в Сибири.  О. Шверницкий стойко придерживался намеченной линии защиты и не признавал выдвинутых ему обвинений. Впоследствии он писал из Сибири администратору могилевской епархии: «Обвинили меня в том, будто через прусскую границу я перевозил в Королевство польское книги без правительственной цензуры. Я перевозил несколько раз книги, которые не только не читал, но даже не знаю, что это были за произведения, а та комиссия постановила вывезти меня в Сибирь».

После процесса полевой суд смягчил приговор, заменив о. Шверницкому каторгу на поселение в Иркутской губернии под полицейским надзором без лишения его гражданских прав и сана священника. Приговор одобрил наместник князь Й. Паскевич 23 марта 1851 г., а спустя год, 23 марта 1852 г.,  о. Кшиштоф был выслан из Варшавы в Иркутск, о чем лично письменно проинформировал администратора могилевской епархии: «Прибыв в Иркутск дня 14 мая 1852 г. я был принят священником Хацицким в церковном доме. Этот священник помог мне в моих нуждах настолько, насколько ему позволяли его возможности. Я, со своей стороны, в благодарность за его отзывчивость, кроме горячей молитвы, помогал ему в приходских обязанностях, руководствуясь не земным интересом, а лишь желанием служить ближним в их духовных потребностях».

На основании амнистии 17/29 ноября 1855 г. о. Шверницкому было разрешено вернуться на родину. Однако, видя потребности прихожан, он решил стать пастырем ссыльных переселенцев. В письме неизвестному адресату священник писал: «Повторяю в завершении этого письма, что мои усилия, направленные на то, чтобы остаться при церкви в Иркутске, не были вызваны ни гордостью, ни амбициями, ни желанием обогащения, но одним лишь стремлением в качестве священника служить несчастным католикам, сосланным в Сибирь. Может быть, в том скрывается земная мысль, а не божеская, но я чистосердечно признаюсь, что в положении, какое нам здесь уготовало провидение, бывают как тоскливые, так и грустные моменты, настолько захватывающие душу и сердце, что если бы не Божья милость и сила молитвы, то все это было бы невыносимо».

В письме 18 июля 1856 г. будущий Иркутский настоятель выражает абсолютную готовность остаться в Сибири и пишет администратору могилевской епархии: «Прежде всего, я хочу выразить мое высочайшее почтение и не угасшую в моем сердце признательность за участие и помощь, которую Вы оказали убогому и бедному монаху. Если такова воля Бога и если Вы считаете необходимым, чтобы я остался в Иркутской церкви, то до тех пор, пока мне здоровье и силы позволят, я надеюсь, что с помощью Божьей благодати и при Вашем пастырском благословении, буду здесь работать и выполнять порученное мне задание».  Решение утешителя угнетенных остаться в Сибири лучше всего охарактеризовал его друг, также ссыльный, Бенедикт Дыбовский: «Мы должны почитать это за акт грандиозного самопожертвования с его стороны, потому что в нем нет недостатка в патриотизме и привязанности к родным краям, но остаться помогла ему горячая любовь к этим несчастным переселенцам, которые не имели права и возможности вернуться на родину, а после его отъезда остались без духовного утешения на чужбине».

Ян Космовский (MIC)

Алексей Мицинский (MIC)