- Расскажите о духовном климате в Вашей семье. Как воспринимали родители ваши решения стать священниками и монахинями?
- Папа не был ни за, ни против. Хотя он был из верующей семьи, в семье мамы вера все же была глубже. Моя мама, Мария (девичья фамилия – Шмальц), была родом из деревни Кандель в Украине. Там у них был очень строгий священник, которого они называли патер Альберт. Недавно оказалось, что это был дальний родственник с. Розы Альберт. Мама и прабабушка часто пересказывали его проповеди.
Дядя нашей мамы, патер Франц Кун, тоже был священником, но мы не знаем даже, где он служил. Мы пытались найти какие-то сведения о нем, но все, что известно – это то, что он окончил Саратовскую семинарию и умер, когда пахал поле. Когда что-то случается с пахарем, волы обычно останавливаются. Вот так было и с ним. Люди начали искать его и тут увидели, что его волы стоят посреди поля, подошли и нашли его тело.
А наш дедушка по маме, Николай Шмальц, был ризничим в храме. В печально знаменитом 1937 г. его однажды ночью арестовали и без суда и следствия посадили в тюрьму. Маме тогда было 7 лет, а ее младшей сестренке – 5. Их матери тогда уже не было в живых: она умерла в начале 30-ых гг. Детей воспитывала мама нашего дедушки (наша прабабушка) Екатерина (девичья фамилия Кун), у которой и без того было 10 детей.
Дедушка умер в тюрьме в Ижевске от голода и холода в 1943 г. Многие из вернувшихся из тех лагерей говорили, что и там он продолжал помогать людям. Умирающих он призывал его совершить испытание совести и покаяться перед Богом.
Наш папа, Героним Мессмер, был родом из села Шпайер, также в Украине. И у него была верующая семья. В 14 лет ему уже приходилось работать наравне со взрослыми за станком на танковом заводе в Златоусте.
Когда родителей сняли с комендатуры, они переехали в Казахстан, так как здесь были священники. Здесь же мама с папой встретились, здесь, в Караганде, поженились. Мы с детства ежедневно молились всей семьей. Младшие становились впереди, старшие – сзади. Правда, утром, так как нужно было идти в школу, каждый выбирал время для молитвы по своему усмотрению. Например, я по пути в школу успевала помолиться «Отче наш», «Радуйся Мария», «Ангел Господень». Но по вечерам мы всегда молились вместе: в октябре – розарий, в другое время – иные молитвы. Ведущей была мама, а когда подросли мы, дети, то были ведущими по очереди.
Вечерами мама и прабабушка всегда рассказывали нам разные истории о молитве, об Иисусе Христе, о правилах поведения о том, как раньше, в Украине, они ходили в церковь, молились и пели. А перед сном мама всегда окропляла нас освященной водой.
Иногда к нам приезжал патер Буковинский, а после его смерти у нас часто бывал патер Йозеф Шабан (о. Николай Шабан – прим. ред.).

- Кто уделил Вам первое причастие?
- Патер Буковинский. Сначала нас готовили дома родители, учили молитвам и кое-чему из катехизиса. На занятия, которые вела Тереза Биц в районе Мелькомбината, мы не ходили, потому что она говорила: «Вы и так все знаете». В течение двух недель перед первым причастием мы регулярно ездили к о. Владиславу. Группа была большая. Патер Буковинский считал, что к первому причастию дети должны приступать в 9 лет. Наше первое причастие было 6 августа, а мне 2 как раз исполнялось 9. На занятия о. Буковинский вызывал нас к себе и задавал вопросы. Если я не знала ответов, то он спрашивал маму. А когда я не понимала по-русски, он спрашивал по-немецки.

- О. Владислав Буковинский был строгим человеком?
- Мальчишкам, которые опаздывали на занятия, он всегда делал «грушки»: согнутым в фаланге указательным пальцем покручивал по голове. Я уж не заню, что значит само слово «грушки». Может быть, это какое-то польское слово. Дети из нашей семьи иногда ходили на службу по очереди. Я ходила со своим братом Геронимом. А о. Буковинский был очень крупным человеком, и мне всегда было больно, когда он стукал лбами нас с братом. Это он так приветствовал нас. Скорее всего, он делал это от радости, а у меня просто искры из глаз сыпались. Я думала: что это за обращение? Он, конечно же, всегда был рад нам. Нашу семью о. Владислав называл «спокойной». Братья прислуживали ему во время Мессы, как это сейчас называется, министрантами. Он даже прозвище для них военное придумал, точно уже не помню какое: «мои офицеры» или «мои адъютанты».

- Лично Вы с охотой ходили на Мессы или просто потому, что нужно?
- Не потому, что «нужно». Нет. Ведь можно было покататься на автобусе или трамвае, а мне очень нравилось кататься на трамвае. И вообще, наверное, я ходила с охотой. Нам, детям, приходилось ждать своей очереди, чтобы поехать на Мессу. И каждый поэтому хотел туда попасть.

- Как родилось Ваше призвание?
- Сначала сама я этого не понимала, но потом, в начале своего пребывания в монастыре, осознала, что момент моего призвания был в глубоком детстве. Не знаю, сколько мне тогда было лет. Наверное, я еще даже не умела читать. Мы часто ночевали у прабабушки, и, как ни откроешь глаза, она сидит с книгой. У нашего папы тоже было очень много книг, и дома я брала одну из них и листала, делая вид, что молюсь. И вот однажды, занимаясь этим, я сказал Господу о том, что мне было бы очень хорошо, если бы я тоже умела молиться. Позднее я поняла, что это было начало моего призвания.
Однако потом, в 9-10 классах, у меня не было охоты идти в монастырь. Мама часто предлагала нам почитать книгу «Тереза от младенца Иисуса», говорила, что там интересно все описано. Но я не хотела даже слышать об этой книге и все думала: «Что это мне рассказывают о монастыре каком-то? Не нужно мне это!»
Но Господь повел по этому пути.

- Вы вступили в монастырь в те времена, когда о. Альбинас Думбляускас пригласил сестер евхаристок в Караганду.
- Да. Я вступила в монастырь, когда мне было 19 лет. Тогда уже была первая группа сестер. Я была во второй группе: 4 пожилых и 4 молодых кандидатки. Пожилыми были Клара Риттер, Флора Штивих, Анна Мерковскя и Антонина Машке. А молодые – это я, моя сестра Анна, Люся Сапун и Роза Шмидтляйн.
Это было в 1977 г. В то время я работала на ДСК на машинно-счетной станции. Мы, девушки, ездили в монастырь на ул. Сейфулина на совместные молитвы с сестрами. Нам это нравилось и мы видели пример сестер. Так все начиналось.

- Расскажите о местах Вашего служения?
- В советское время мы ходили без хабитов. Вначале, кажется в новициате, нас послали учиться в медучилище, по окончании которого мы работали в больницах до тех, пока не стало можно носить хабиты.
Я работала в Караганде в кардиоцентре в Михайловке. 26 декабря 1984 г. принесла вечные обеты (первые – 26 августа 1979 г.), но продолжала работать в Караганде. Потом открылся дом сестер в Марксе, и мы с Еленой Хатиковой поехали туда. Там я также 2 года проработала в больнице в хирургическом отделении.
Затем меня перевели в Таджикистан, в г. Душанбе; там я уже официально служила при храме с 1986 по 1989 гг. В то время здесь работал францисканец о. Сигитас. В течении недели я жила с сестрами в Душанбе, а на субботу и воскресенье ездила в другой приход в г. Курган-Тюбе. Вместе с с. Терезой мы занимались здесь хором и детьми. Было конечно очень трудно ездить по тем дорогам... А потом по окончании семинарии в Душанбе приехал мой брат о. Героним.
С 1991 по 1994 гг. я работала в Киргизии, в Бишкеке. Там начал служить мой брат о. Николай Мессмер (в настоящее время местный епископ – прим. ред.). Занималась тем же: готовила детей к первому причастию, убирала храм, готовила обед для священника и т.д.
Потом, после 1994 г. и до 1996 г., я служила в Сибири, в Томске. Там в то время работал о. Антон Гсель.
После Томска меня перевели в Новосибирск.
В 1999 г. я вернулась в Караганду, где проработала до 2003 г.
3 декабря 2003 г. (точно помню дату, потому что это день смерти о. Буковинского) я снова переехала в Томск. Детей, которых я готовила прежде к первому причастию, уже было не узнать. В этот раз я прослужила здесь до 2010 г. – 7 лет.
В 2010 г. меня перевели в Челябинск, в котором я служила 3 года до нынешнего переезда в Караганду.

- Кем по происхождению были верующие в тех приходах, где Вы служили?
- У большинства есть какие-то польские, немецкие, белорусские, украинские корни и т.д. В Киргизии были немцы, а также поляки. В Таджикистане – немцы. Только в столице, в Душанбе, была одна бабушка полька. В Марксе – тоже немцы. Томск отличается многонациональным составом, потому что там представлены все сосланные народы: латыши, латгальцы, литовцы, поляки, немцы, белорусы, украинцы и армяне. К армянам специально приезжал священник из Новосибирска о. Офсеп, армянин по национальности. Сейчас в Челябинске есть верующие с белорусскими, литовскими, польскими, украинскими и немецкими корнями, а также много русских. Там долгое время работали священники-немцы, которые построили храм, поэтому люди называют его «немецкая церковь». На это я всегда отвечала: «Нет немецкой церкви и нет польской, есть только одна Церковь».

- Спасибо за беседу.

Беседовал Евгений Стариков