«И пришел иной Ангел, и стал перед жертвенником, держа золотую кадильницу; и дано было ему множество фимиама... И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Бога».
Об этом рассказывает Откровение св. Иоанна.
Как же возвышенно и красиво все выглядит, когда светлые зернышки кладут на горящие угли, и из раскачивающегося кадила поднимается благоуханный дым. Это настоящая музыка четких движений и приятного аромата, звучащая без всякой цели и чистая, как песня. Прекрасный блеск драгоценности. Дарующая, жертвующая все любовь.
Как тогда, когда Господь сидел в Вифании, а Мария принесла драгоценное масло и вылила на Его святые ноги, вытерла их собственным волосами, и благоухание наполнило весь дом. Малодушие роптало: «К чему такая трата?» Но Сын Божий отвечал: «Оставьте ее. Она помазала Меня ко дню Моего погребения». Здесь была скрыта тайна смерти, любви, благоухания и жертвы.
Скрыта тайна и в кадиле: тайна красоты, которая не знает цели, а лишь свободно поднимается вверх; тайна любви, которая горит и сгорает и переступает смерть. И здесь также рождается сухая мысль, вопрошающая: зачем все это?
Это жертва благоухания, и само Писание говорит, что это молитвы святых. Кадило – образ молитвы, и именно такой молитвы, которая не преследует никаких целей, которая ничего не требует и звучит, как «Слава Отцу...» после каждого псалма: которая поклоняется и хочет воздать благодарение Богу «ради великой славы» Его.
Конечно, в такой образ может вкрасться и всякого рода игра. Эти свободные облака могут приносить и душное таинственное настроение, религиозную игру чувств. Когда такое случается, христианская совесть права, противопоставляя этой игре молитву в «духе и истине». Она призывает к целомудрию и чистоте. Ведь и в религиозности бывает мещанство, когда за ним стоит скудость мышления и иссохшее сердце, звучащие в ропоте Иуды Искариота. И тогда молитва превращается в духовное использование; человеку кажется, что она должна быть достаточно сдержана и по-мирски понятна.
Такой друг людей ничего не знает о царской полноте молитвы, которая стремится отдавать. Он ничего не знает о глубоком поклонении, о душе молитвы, которая вообще не спрашивает, зачем и почему, а просто возносится, потому что она – любовь, благоухание и красота. И чем больше любит, тем больше становится жертвой, и благоухание поднимается из пылающего огня.
Романо Гвардини
(«Сакраментальные знаки»)
