Первая глава
В этом первом размышлении мне хотелось бы уместить тайну Последней вечери в контексте всей истории спасения. Бог явился человеку в истории, которая, ввиду ее предмета и цели, была названа «историей спасения». В самом центре осязаемой и доказуемой истории мира развивалась, таким образом, иная история, и красной линией по ней проходят не битвы, мирные соглашения и человеческие изобретения, но «mirabilia Dei», поразительные и благонамеренные вмешательства Бога. Все, что соделал Бог вне Себя Самого (ad extra), с сотворения мира и вплоть до парузии – части этой истории. Пришествие Иисуса Христа и Его воплощение знаменует собой качественный скачок, как если б река, встретив препятствие, вновь вырывалась на более высокой равнине. Все деяния, совершенные Иисусом в Его земной жизни, также части истории спасения. Даже Его молчание и повседневная жизнь в Назарете – это части истории спасения! Его время – «средоточие времени», т.е. «полнота времен». И все же история спасения не окончилась Его вознесением и продолжается до сих пор, и мы также – части этой истории. Жизнь каждого отдельно взятого верующего от момента его крещения и вплоть до самой его смерти – это малая история спасения, своего рода «микрокосмос спасения», так как другая история, простирающаяся от сотворения вплоть до парузии, - ее «макрокосмос. Пришествие Христа в конце времен будет означать собой в этой долгой истории еще один скачок на новую равнину: на этот раз от истории к тому, что над выше истории, от времени к вечности, от надежды к осуществлению, от веры к славе.
Итак, мы живем в полноте времен, начатой воплощением, в какой-то мере между «уже» и «еще не». Если представить историю спасения как длинную линию, тянущуюся во времени, то, что «уже» исполнилось, можно изобразить как непрерывную черту, доходящую до настоящего времени, а то, что «еще не» свершилось, или чего мы все еще ждем, как пунктир, который в любое мгновение может быть прерван, так как уже этой ночью может вернуться Господь.
А теперь мы могли бы задаться вопросом: какое место в этой истории занимает Евхаристия? В какой точке той линии мы должны ее уместить? Ответим: она не занимает какое-либо определенное место, она занимает всю линию! У Евхаристии те же размеры, что и у истории спасения. Вся история спасения заключена в Евхаристии, а Евхаристия присутствует на всем ее протяжении. Как в одной капле росы, спадшей ранним утром на изгородь, отражается целое небо, так и в Евхаристии отражается вся история спасения.
Ведь Евхаристия на разных этапах или фазах, которые мы выделяем в этой истории, присутствует троичным образом. В Ветхом завете она присутствует как прообраз, в Новом завете как свершившееся событие, а в эпоху Церкви, в которой мы живем поныне, как таинство. Прообраз предвкушает и подготавливает событие, таинство «продолжает» и ежедневно возобновляет это событие.
Как уже было сказано выше, в Ветхом завете Евхаристия присутствует «в прообразе». Весь Ветхий завет был приготовлением к Ужину Господню. «Один человек сделал большой ужин…». «Кто же этот Человек, - восклицает св. Августин, - как не Посредник между Богом и людьми – Иисус Христос? "Когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званным: Идите, ибо все уже готово!" (Лк 14, 16 сл.). Кто же эти званные, как не те, кто был позван через пророков? С самого начала пророки посылаемы были, что звать на Ужин Христа. Посылаемы были к народу израильскому. Часто посылаемы были м часто звали, дабы званные пришли в урочный час на ужин».[1]
Это ожидание ужина питали не только речи пророков, но и прообразы и знамения или конкретные ритуалы, служившие осязаемым приготовлением и своего рода «наброском» Ужина Христа.
Один из этих прообразов указал Сам Иисус – это манна небесная (ср. Исх 16, 4 сл.; Ин 6, 31 сл.). Другим прообразом была жертва Мелхиседека, принесшего Богу хлеб и вино (ср. Быт 14, 18; Пс 110(109), 4; Евр 7, 1 сл.). Еще одним прообразом стало жертвоприношение Исаака. В секвенции «Lauda Sion Salvatorem», написанной св. Фомой Аквинским на торжество Тела и Крови Христа, мы поем: «Предвещенный в Исааке, принесенный в жертву в агнце, Отцом дарованный в пустыне». Но среди всех этих прообразов Евхаристии есть один такой, который, по сути, представляет собой нечто большее, чем просто «прообраз»: своего рода приготовление и «прелюдия» к ней – пасхальный агнец! Именно ему Евхаристия обязана своим названием и сходством с ужином или, точнее, с пасхальной вечерей. Именно благодаря ему Иисус называем «Агнцем Божьим». Уже той ночью, когда Израиль покидал Египет, Бог имел в виду Евхаристию, думал о том, что когда-то дарует нам истинного Агнца: «и увижу кровь, и пройду мимо вас», - говорит Владыка (Исх 12, 13). Это значит: «дам вам пройти», пощажу вас и сохраню. Отцы Церкви по этому поводу вопрошали: что столь необыкновенного увидел Господь на домах евреев, что «прошел мимо» и повелел Своему ангелу не касаться их? И отвечали: Он увидел там Кровь Христову, увидел там Евхаристию! В одном из самых ранних пасхальных текстов Церкви говорится: «Новая и неизреченная тайна! Жертва агнца стала спасением для Израиля, смерть агнца даровала жизнь народу, а его кровь устрашила ангела (ср. Исх 12, 23). Ответь же мне, ангел: чего ты так испугался – заклания ль агнца или же жизни Господней? Смерти ли агнца или же жизни Господней? Крови ли агнца или же Духа Господня? Понятно, что тебя испугало: ты увидел как в агнце исполнилась тайна Господня, а в жертве агнца исполнилась жизнь Господня; в смерти агнца ты видел Господень прообраз. Потому-то не поражал ты Израиля».[2] «Какою же силой будет обладать действительность (т.е. христианская Пасха), если всего лишь прообраз уже стал причиной спасения?».[3]
Благодаря тому, что ветхозаветные ритуалы имели подобную действенность, св. Фома мог назвать их «таинствами Ветхого завета».[4]
Во времена Иисуса иудейский ритуал Пасхи проходил в два этапа: на первом этапе в полдень 14 нисана в иерусалимском Храме приносился в жертву агнец, а второй этап заключался в жертве примирения, совершавшейся в семейном кругу во время пасхального ужина в ночь с 14 на 15 нисана. Это богослужение составляло то единственное исключение, когда глава семьи получал священническое достоинство. Он разъяснял смысл ритуала и рассказывал своим детям в общих чертах о тех удивительных деяниях, которые Бог свершил для Своего народа. Наконец, во времена Иисуса Пасха стала воспоминанием не только о исходе из Египта, но и о всех прочих вмешательствах Бога в историю Израиля. Пасха стал воспоминанием и ежегодным празднованием четырех важнейших ночей истории: ночи сотворения, когда свет воссиял во тьме; той ночи, когда Авраам приносил в жертву Исаака; ночи исхода Израиля из Египта; и будущей ночи, когда должен был придти Мессия.[5]
Иудейская Пасха была, таким образом, воспоминанием (по Исх 12, 42), но одновременно была и ожиданием. Драма состояла в том, что когда ожидаемый Мессия пришел, они не узнали Его и «сделали с Ним, что хотели», убив Его как раз в пасхальные торжества. Но именно убив Его, они осуществили прообраз, свершили, что ожидалось, т.е. жертвоприношение истинного Агнца Божьего. В те дни, когда Иерусалим, как обычно, кишел людьми, прибывшими на празднование Пасхи, никто не знал, что некоей «горнице» города осуществляется то, чего ждали веками: Иисус взял и, возблагодарив, преломил его и подал своим ученикам со словами: «Это Тело Мое, которое за вас предается; творите это в память обо Мне» (Лк 22, 19). Слово «память» должно было напомнить ученикам то же слово, умещенное в книге Исхода, и тем самым обратить их внимание на установление новой Пасхи. Сохраняется то же древнее воспоминание, но отныне он изменяет или, лучше, наполняет свое содержание. С этого мгновения Пасха станет воспоминанием о другом жертвоприношение и другом переходе, о другом «песах». «Благословенна последняя ночь! В тебе преисполнилась ночь египетская. Господь наш той ночью ел малого пасхального агнца и Сам стал великим Агнцем пасхальным. Агнец великий заместил агнца малого, торжество заместила торжество. Смотри, агнец преходящий и Агнец, который уже не прейдет! Образ и его исполнение!».[6]
[1] Св. Августин, «Sermo», 112 (PL 38, 643).
[2] Мелитон Сардский,«Пасхальная проповедь», 31 сл. (SCh 27, с. 76 сл.).
[3] «Пасхальная проповедь» древнего автора, 3 (SCh 27, с. 121).
[4] Св. Фома Аквинский, «Summa theologiae»
[5] ср. «Таргум» о Исх, 12, 42 (Р. ле Дот, « La nuit pascale », Рим, 1963 г., с. 64 сл.).
[6] Св. Ефрем, «Гимны о распятии», 3, 2 (изд. Т. А. Лэмай, 1882 г., с. 656).
.
