Ватикан. 12 апреля, перед Страстной неделей, отец Раньеро Канталамесса выступил с последней проповедью времени Великого поста. Он размышлял над тайной Христа:
«В Новом Завете и в богословии есть места, которые непонятны, если не учитывать один фундаментальный факт – существование двух разных, хотя и взаимодополняющих, подходов к тайне Христа, так, как они появляются у Павла и Иоанна».
Автор четвертого Евангелия подходит к этой тайне с точки зрения воплощения. Слово – Сын Божий – являет у Иоанна живого Бога, в то время как Павел не уделяет столько внимания личности Христа, но больше говорит о Его деятельности, значит о пасхальной тайне Его смерти и воскресения.
«Было бы роковой ошибкой видеть дихотомию в самом начале христианства. Если читаем Новый Завет без предубеждений, ясно, что Иоанн видит воплощение в отношении пасхальной тайны, когда Иисус посылает Своего Духа человечеству (ср. Ин 7, 39); и Павел тоже принимает и устанавливает пасхальную тайну в воплощении. Тот, Кто стал послушным смерти на кресте, равен Богу (ср. Флп 2, 5)».
Затем проповедник Понтифика разобрал, как это всё отражается на нашем поиске живого Бога. Он начал от Павла, который показывает в первом послании к Коринфянам (1 Кор 1, 21-25), как распятый Христос изменил судьбу человечества: «Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».
«Апостол говорит о новизне действия Бога почти как об изменении направления или метода. Мир не смог познать Бога в красоте и мудрости творения, поэтому Бог решил открыть Себя в противоположном, то есть через беспомощность и соблазн креста. Но это утверждение Павла не может быть понято отдельно от слов Иисуса: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф 11, 25).
Затем отец Канталамесса упомянул, как это очевидное изменение ценностей в первой половине XX века привело Лютера и его последователей к крайностям диалектического богословия, которое поставило два упомянутых и последовательных способа откровения Бога в онтологическую оппозицию, а именно: Ветхий Завет против Нового, а творение против благодати. Но это было бы недоразумением. В творении Бог дал нам дары, а в искуплении пострадал за нас. Они связаны вместе любовью, которая одаривает и переносит страдания.
«Откровение Бога как любви – писал Анри де Любак – обязывает мир переосмыслить все идеи о Боге» (Histoire et esprit, Paris 1950, ch.5). «Я думаю, что теология и толкование далеко не нашли всех последствий. Одно из них заключается в следующем: Иисус жестоко страдает на кресте, не для того, чтобы заплатить за людей их непогашенный долг. Нет. Иисус умирает на кресте, чтобы любовь Божья могла достичь человека в самой дальней точке, куда он себя загнал своим восстанием против Бога, то есть в смерти. Теперь и в смерти обитает Божья любовь».
После этого отец Канталамесса процитировал отрывок из книги Бенедикта XVI «Иисус из Назарета»: «Несправедливость, зло, как реальность, не может быть просто проигнорировано, оставлено так, как есть. Оно должно быть обработано, побеждено. Только это – настоящее милосердие. И тот факт, что это делает Сам Бог, потому что люди не в состоянии это сделать, – это «безусловная» любовь Бога» («Иисус из Назарета», часть 2, Брно 2011, стр. 89).
«Традиционный мотив искупления грехов – сказал дальше проповедник Папы, – таким образом, сохраняет свою силу, но не является тем окончательным мотивом. Это безусловная любовь Бога. Истинное Всемогущество – это полная беспомощность Голгофы».
«Каков будет наш ответ на тайну, о которой мы размышляем, и которую даст нам пережить литургия Страстной недели?» Первый и основной ответ – вера. Не всякая вера, а вера, с которой мы принимаем то, что завоевал нам Христос. Вера «захватывает» Царство Божие (ср. Мф 11, 12).
Но на этом всё не заканчивается. Мы должны перейти от принятия к подражанию. Христос, как Кирдегард предупредил своих лютеранских друзьей, не только «дар Божий, Который надо принять верой», но и «образец, Которому следует подражать в жизни» (Diario, X, A, 154 – 1849).
«Однажды Тереза из Калькутты обратилась к группе женщин и призвала их улыбнуться своим мужьям. Одна из них возразила: «Матерь, вы так говорите потому, что вы не замужем и не знаете моего мужа». И Мать Тереза ответила: «Ты ошибаешься. Я тоже замужем и уверяю тебя, что иногда и мне нелегко улыбаться моему Жениху». Только после смерти Матери Терезы было открыто, о чём она говорила этими словами. Она последовала призыву служить беднейшим из бедных с энтузиазмом Своего божественного Жениха и положила основу делам, которыми был поражен весь мир. Однако очень скоро радость и энтузиазм исчезли, и темная ночь развернулась над ней и сопровождала ее всю оставшуюся жизнь. Она дошла до того, что начала сомневаться в том: имеет ли она веру, поэтому после того, как ее дневники были опубликованы, кто-то, кто не имел представления о духовных вещах, даже говорил об «атеизме Матери Терезы». Уникальная святость Матери Терезы заключается в том, что она всё переживала в абсолютном молчании, а свое опустошение скрывала за постоянной улыбкой. В ней показано то, что означает перейти от дел, сделанных для Бога, к страданиям для Бога и Церкви».
Источник: radiovaticana.cz
.
