Самые красивые слова в Писании, наверное, следующие: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему…». Мария как будто хотела сказать: «Ангел Гавриил, что ты приносишь мне от Бога? Повеление, предложение вопрос? Если предложение, то тебе следует знать, что у меня как у нищей, которой я являюсь, нет никаких прав, а потому я не могу взять на себя инициативу. Я – раба. А права рабынь – в руках их Господина. Мое дело – не проявлять инициативу, а только принимать решения Господни. Так что, ангел Гавриил, скажи пославшему тебя, что Он – мой Господин. А я – не более, чем Его ничтожная раба. А потому на все, что Он повелит, предложит, определит или потребует, Его ничтожная раба ответит одинаково: “Да, мой Господь”. У меня, нищей Яхве, нет собственной воли. Желание моего Господа – мое желание. Я могу служить всем, потому что не служу себе. Я – владычица мира, потому что служу миру.
Такой была Мария – женщиной, которая скажет «да» и затем остается верна этому своему решению до конца, до последних своих дней. Женщи ной, которая подписала пустой бланк, которая открыла ее Богу неограниченный кредит и никогда не взяла свое слово обратно. С точки зрения грамматики, в тексте оригинала Мария использует страдательную форму: «да станется со мной…», «да станется мне…». Тем самым она предлагает себя как свободное, открытое пространство, проявляя безмерное доверие, полную самоотдачу своему Господу и сознательно идя на риск со всеми возможными в будущем последствиями. Она поступает в духе нищих Яхве как истинная представительница тех, кто, проникнувшись духовностью «анавим» (евр. «рабы»), уже не спрашивает, не выведывают, не жалуется и не протестует, а с тихим спокойствием отдается велениям своего Господа в событиях, происходящих среди перипетий повседневности. На мой взгляд, Мария в своем «да будет», пусть и не предполагает прямо, но подспудно соглашается с материнством. И, хотя оно принесет ей бессмертную славу, принять его не было приятно и легко. В этом «да будет» скрыто нечто намного более глубоко и великое. Здесь чувствуется полное самоотречение, готовность бескорыстно пожертвовать собой, принять с открытым сердцем все, что повелит или совершит Господь и чего она, Мария, изменить не в силах. В своем «да будет» Мария высказала «аминь» вифлеемской ночи без крова над головой и колыбели, хотя и не сознавала этого. «Аминь» бегству в незнакомый ей Египет. «Аминь» тридцатилетнему молчанию Божьему. «Аминь» интригам против Иисуса. «Аминь» Голгофе, «аминь» гонениям на зарождающуюся Церковь. Одним словом, своим «да будет» Мария окончательно влилась в поток «нищих Яхве», т.е. тех, кто в тишине полагает всю свою надежду в Господе. И именно из этой духовности рождается ее личность. Если сам тот факт, что она стала Богоматерью, является достаточным основанием для всех ее привилегий, как говорит мариология, то не менее очевидно, что духовность нищей Яхве образует стержень ее личности. Спокойно и невозмутимо она принимает все невзгоды.
Прежде чем стать нашей Владычицей, она была Владычицей самой себя.
Ведь духовность – это нечто вроде жизненной философии или шкалы ценностей, которая скрывается за каждым душевным порывом и всем поведением в целом.
***
Перенесемся, например, в храм и проанализируем с этой точки зрения неприкрыто суровый ответ двенадцатилетнего Иисуса. Как повела бы себя в такой ситуации любая другая женщина? Разразилась бы плачем и слезами? Мария этого не сделала… Вышла бы из себя и ответила бы резкостью на резкость? Мария не сделала и этого… Отозвала бы ребенка в сторону и все спокойно объяснила бы? Нет, не было и этого. Мария поступила так, что я никогда в такое не поверил бы, если бы об этом не рассказывало Евангелие: внимательно все выслушала, отложила в памяти, закрылась, как бутон, и в полном спокойствии в тишине стала размышлять: что все это значит, что Сын хотел сказать? К чему было все произошедшее? Чего хочет Бог? Нельзя забывать о том, что в тот момент Мария после долгих напряженных поисков была измотана и психологически, и физически. Она находилась в том состоянии, в котором вполне естественно было бы расплакаться. Такая реакция показалась бы нормальной. Но вместо этого Мать оказывается способной сохранить самообладание, не потерять контроля над своими нервами и без единой мрачной мысли размышлять в глубине своего сердца – лишнее доказательство того, что ее сердце было мертво для себялюбия. У нее не было «я», не было того представления о себе, которое тиранит и мучит нас. Она была женщиной, избавленной от самой себя, нищей, совершенно свободной от мании величия. Отчего в наших головах рождаются ребяческие идеи и неадекватные реакции? Оттого, что мы влюблены в собственный образ, который сами же и выдумали. В зависимости от реакции окружения на этот образ меняется и состояние нашей души: от эйфории вплоть до депрессии. Мать совершенно была лишена подобных иллюзий относительно собственного «я» и вообще какой бы то ни было тяги к величию. Потому и смогла сейчас и в других ситуациях остаться госпожой самой себя. Достойная, совершенная, уверенная. Нищая Яхве – женщина уравновешенная, независимая и постоянная. Нищая Яхве не претендует ни на какие права. А так как обида – это реакция на нарушение какого-нибудь права, нищая Яхве никогда не чувствует обиды. Благодаря этому Мать всегда ведет себя одинаково. Нет на свете таких неожиданностей или опасностей, которые смогли бы вывести из равновесия такую нищую Яхве, как Мария.
