Но к Богу ведет еще один путь. О нем нельзя было бы даже говорить, если бы само слово Христово не указывало его и литургия не шла бы с такой верой по этому пути. Единение возможно не только в созерцании и любви, сознании и мышлении. Существует также единение живого существа с Богом. Не только наше познание и желание влечет нас к Нему, но и все наше бытие. «Сердце мое и плоть моя восторгаются к Богу живому», – говорит псалом, и мы находим успокоение лишь тогда, когда соединяемся с Ним своим бытием и жизнью. Речь ни в коем случае не идет о смешении сущностей и жизней. Говорить об этом было бы не просто дерзко, но и неразумно, потому что ничто тварное не может смешаться с божественным. И все же есть еще иное единение, помимо единения в познании и любви: это единение в жизни. Будем желать такого единения, мы должны желать его, и у этого желания есть очень глубокое выражение. Само Св. Писание и литургия вкладывают нам его в уста: быть в личной жизни столь же едиными с Богом, как наше тело – с пищей и питием. Мы жаждем Бога, тоскуем о Нем. Нам хотелось бы не только познавать и любить Его, но и осязать, держать и даже, скажем смело, есть, пить, полностью вместить Его в себя, чтобы насытиться, насладиться, наполниться Им до конца. Ведь литургия Тела Божьего говорит словами Господа: «Послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною». Вот оно. Разве это не правда? Самовольно мы не отважились бы желать чего-то подобного; мы боялись бы богохульства. Но раз уж Сам Бог так говорит, наши сердца повторяют: «Да будет так». Скажем еще раз: в этом не может быть ничего предосудительного. Ничего, что указывало бы на наше стремление стереть границы, которые отделяют нас от Бога. Не стоит бояться признать ту тоску, которую Он сам вложил в наши души. Мы можем радоваться тому, что нам дает Его превеликая доброта. Христос говорит: «Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие... Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как Мне дал Отец иметь жизнь в Самом Себе, так и ядущий Меня жить будет Мною». Есть Его Тело..., пить Его Кровь... Есть Его..., принимать в себя живого Богочеловека со всем, чем Он является и что имеет: разве это не больше того, чем мы сами могли бы желать? И разве не это как раз таки то, чего наше глубочайшее существо должно желать? И как же ясно выражена эта тайна под видом хлеба и вина! Хлеб – это пища. Хорошая пища, которая действительно питает. Вкусная пища, которая никогда не надоедает. Хлеб настоящий. И добрый: подумай над этим словом в его глубоком теплом смысле. И под видом хлеба Бог становится живой пищей для нас, людей. Св. Игнатий Антиохийский пишет верующим Ефеса: «Да преломляем хлеб, и да станет он нам таинством бессмертия». Эта пища питает все наше существо живым Богом и позволяет нам быть в Нем, а Ему – в нас. Вино – это напиток. Если быть точнее, это не просто напиток, утоляющий жажду, как вода. Вино значит больше: Писание говорит, что оно «веселит сердце человека». Суть вина не в том, чтобы просто утолять жажду, а в том, чтобы быть напитком радости, довольства, изобилия. «Как прекрасна чаша моя, полная упоения», – говорит псалом. Понимаешь, что это значит? Что это упоение значит нечто иное, чем неумеренность? Вино – это искрящаяся красота, благоухание и сила, которая все расширяет, озаряет и преображает. И под видом вина Христос дает нам Свою божественную Кровь. Не как хороший и разумный напиток, а как преизбыток божественной благости. «Sanguis Christi, inebria me» – «Кровь Христова напои меня», – просит св. Игнатий Лойола, человек с горячим рыцарским сердцем. А св. Агнесса называет Кровь Христову тайной любви и неизреченной красоты: «Мед и молоко из уст Его пила я, и Кровь Его украсила лицо мое», – читаем мы в молитвах со дня ее памяти. «Христос в пресуществлении хлеба и вина стал нашей пищей и питием». Мы можем есть и пить Его. Хлеб – это верность и постоянство. Вино – это смелость, радость превыше всякой земной меры, благоухание и красота, широта и наслаждение без меры. Упоение жизнью, обладанием и дарением...
