«В нашем детском доме – начала рассказывать E. В., – есть дети, которые знают своих родителей и те, кто их не знает. Те, кто знает своих родителей, как будто имеют преимущество, даже если родители не заботятся о них. Такие дети и сами чувствуют себя выше.

Я вам расскажу историю, вы можете записать ее и можете назвать «Рождество мишки».

В нашем детском доме есть один мальчик, все его называют Шиса, даже не знаю почему, может быть, так его звали дома, до того как он попал к нам. Шису привели к нам, когда ему было два года и с тех пор он никому из родных не нужен. Он незаконнорожденный, мама родила его вне брака и, хотя не отказалась от него, но о том, что сын находится у нас, как будто забыла. Она живет далеко с другим мужчиной, который не хочет даже слышать о «чужом» ребенке. – Так Шиса оказался у нас. Это активный веселый мальчишка, можно сказать, что он не из трудных детей… Но перед Рождеством Шиса стал совсем другим. Он мог спрятаться куда-то и сидеть там, тихо и молча. И смотреть таким взглядом, как будто он вас не видит.

Я замечала, что с ним что-то не так, но была так занята, что побыть с мальчиком не было возможности.

– Шиса сказал мне, что мама точно навестит его на Рождество, что она позвонила…, что она принесет ему подарок. Он обманывает, правда? – cмотрел на меня с широко раскрытыми глазами четырехлетний темнокожий друг Шисы.

Что я могла тогда сказать?

– Кто-то, кажется, звонил Шисе – сказала я. Я солгала. И ребенок, который хотел посмеяться над Шисой со стыдом ушел.

Перед Рождеством много детей в нашем детском доме получают открытки от родителей, кто-то письма, а некоторые даже посылки с подарком.

Маленькая Анютка с самого утра носилась с куклой-блондинкой и показывала ее всем со словами: «Мамочка подарила. Мамочка подарила. Мамочка подарила». Она повторяла эту фразу с таким счастьем, что по-человечески хотелось плакать...

Я знала, что Шисе никто не позвонит, и никто не пришлет подарок. И я знала, что мальчик тоже об этом знает.

– Шиса потерялся, – прибежала ко мне после обеда воспитательница в канун Рождества.

– Потерялся?

Мы бегали с детьми по всему приюту и искали его. Но он как будто испарился. Как будто этот маленький, всегда улыбающийся мальчик исчез из мира, в котором он никому не нужен, даже своей маме. А потом мы нашли его сидящим в подвале, за кучей угля. Шиса сидел там тихо, и когда его оттуда вытащили, он продолжал молчать.

– Шиса потерял дар речи, – смеялись дети.

Я прикрикнула на них, но Шиса действительно не разговаривал.

 В Сочельник он бесстрастно смотрел на елку, на подарки, которые получил от детского дома, он не желал их даже распаковать.

Шиса – сладкоежка, но ушел с праздничного ужина. Он пошел спать, хотя обычно его не уложишь...

Я пришла к мальчику, говорила с ним, пыталась успокоить, читала сказку, но у меня сложилось впечатление, что я разговариваю со стеной, а не с маленьким мальчиком по имени Шиса.

Он посмотрел на меня так, как будто… был мертв, пришло мне на ум, но я сразу попыталась прогнать эту мысль. Я должна была бежать вниз к другим детям, играть с ними, петь колядки и есть конфеты, но все еще сидела у этого маленького мальчика. Я постоянно думала о нем: «Если бы он хотя бы заплакал... Но, как утешить того, кто молчит, ту душу, которая плачет в тишине?» 

– Что с Шисой? – спросила я у коллеги. 

– После Рождества пригласим психолога, и он направит его к психиатру – с тревогой сказала она, – если из этого ничего не выйдет...

– Горько... – кивнула я.

Горечь, с которой говорила Сиси, я воспринимала хуже болезни, хуже чем пневмонию.

Но потом у меня возникла идея. Я развернула пакет, в котором мы подготовили подарок для Шисы, и который он до сих пор игнорировал, взяла из него розового мишку, и побежала вверх по лестнице к Шисе.

Он лежал в кроватке как большая кукла, глаза были открыты, и он смотрел в никуда...

– Шиса, я принесла тебе подарок от мамы. Она позвонила и отдала его мне, потому что спешила на поезд, – сказала я.

Это было глупо... Но человек верит тому, чему хочет верить.

Четырехлетний мальчик пошевелился...

Он повернулся и посмотрел на меня, медленно и робко протянул руку к медвежонку, словно боялся, что плюшевый медведь внезапно исчезнет. Он прижал мишку к себе и начал целовать.

Он был здоров...

По нему было видно, что он выздоровел.

«Какой психолог? – думала я, глядя в окно на серебристые снежинки, падающие во тьму. – Какой врач-психиатр, достаточно просто немного любви...»

Рождественской любви…

«Достаточно дать немного любви и так много боли исчезнет... Но люди приносят так много боли, что исчезает любовь и жизнь...» – так размышляла я в тишине Рождества.

И в тот момент я пыталась представить себе эту незнакомую женщину, его маму, где она на данный момент, там… там…  где-то в темноте...

– Я знал, что моя мама придет – заговорил Шиса.

Я протянула ему руку, и он взял меня за нее, и я провела его с мишкой в руке между играющими детьми.

Он помахал медведем, приветствуя их.

– От мамы, – сказал он небрежно и посадил медвежонка перед собой на столе возле блюдца с сухофруктами.

Он улыбнулся, той улыбкой, которую я хорошо знала, и заплакал, прижав плюшевого мишку к губам.

Он сказал:

– Моя мама через этого мишку посылает всем вам поцелуй.

А потом Шиса подошел ко всем детям, и каждый из них получил из плюшевых губок мишки поцелуй от своей мамы. Последней, кто прикоснулся к плюшевым губкам на розовой мордочке, – была я… Та, которая этого не заслужила. Потому что обманула его в канун Рождества...».